В 2025 году в России признали "иноагентами" 214 человек, это на 51 (рост более, чем на 30 процентов) больше, чем годом ранее. Положение российских граждан, признанных Минюстом "иноагентами", ухудшалось с каждым новым законом. На 2026-й год уже запланирован новый карательный пакет: покинувшие страну "иноагенты" могут остаться без консульских услуг, дистанционного обслуживания в российских банках и возможности распоряжаться своими деньгами и собственностью в России.
Текст: проект "Окно"
В 2025 году власти РФ расширили основания, по которым граждан можно признать иноагентами, организациям-иноагентам запретили осуществлять образовательную деятельность, ужесточили уголовную ответственность за нарушения обязанностей иноагента.
О постоянном ужесточении "иноагентского" законодательства с президентом Путиным попытался поговорить режиссер Александр Сокуров на состоявшемся в декабре заседании Совета по правам человека
"На мой взгляд, это неправильное решение [присвоение гражданам страны статуса иноагента], это решение, которое унижает человека, гражданина, не дает возможности ему развиваться и дальше существовать", – сказал Путину Сокуров. На что тот ответил в своей обычной манере: "не мы придумали, это еще в США было сделано в 40-е годы прошлого века. Не мы же придумали, там нарушение этого закона грозит тюремным заключением, у нас же нет такого. У нас, собственно, одно самое главное – покажите источники финансирования. Ну, что же здесь такого страшного? Мне кажется, особенно ничего здесь страшного нет".
Комментируя российские законы об иноагентах, Путин постоянно ссылается на американский опыт. Но на самом деле статус "иноагента" в России и США имеет принципиальные различия: в США (по закону FARA) это в первую очередь регистрация для прозрачности деятельности лоббистов иностранных правительств, тогда как в России этот статус применяется к гражданскому обществу (СМИ, НКО, физлицам), что влечет за собой стигматизацию и очевидное поражение в правах.
"А выходить из дома мне можно?"
Вероника Д. (имя изменено) была признана "иностранным агентом" в 2025 году. К статусу ее заранее подготовили провластные телеграм-каналы – она весь год воюет с местными властями из-за ряда городских проблем.
– Они писали каждый день: готовься, готовься. Так что, спасибо им, они нарастили мою броню, – говорит Вероника.
О своем новом статусе она узнала от позвонившего знакомого федерального журналиста. И следом, говорит, обрушился "вал дружеского участия": друзья, знакомые, родственники писали, звонили, приходили лично, чтобы поддержать и посочувствовать. Ее сразу же отыскала правозащитная организация, помогающая иноагентам, ее включили в один из иноагентских чатов.
– Я почувствовала такую гордость – какие люди там есть, кроме меня. Вау, вау! Я их раньше только смотрела в роликах на ютубе, а сейчас человек может мне ответить в чате, и я до сих пор к этому никак не могу привыкнуть, – смеется журналистка.
Инфраструктура поддержки иноагентов к 2025 году отлажена до автоматизма, и каждому новичку обеспечивают консультации 24/7. И вот тогда Веронику и накрыло:
– У меня был момент, когда прям нахлобучило. Когда вдруг стало страшно выходить из дома, появились абсурдные мысли: а что мне можно? А это мне можно? А выходить из дома мне можно? А тратить деньги мне можно? А картами пользоваться мне можно? Как бы я не относилась к этому с оптимизмом, с юмором, но это реально тяжелый статус. Считается одной из самых тяжелых форм преследования государством своих граждан. Вот и стало страшно, хотя я вообще не из боязливых. Я бы не была журналисткой, если бы была боязливой. Я считаю, что страх есть там, где нет информации. Чем больше информации, тем меньше твой страх. Если от страха не избавиться, то надо загнать его в какие-то рамки: вот это страшно, вот это нет.
Она фрилансер, то есть работодателю не придется платить за нее 30% НДФЛ. До включения в реестр Вероника администрировала городской телеграм-канал, но теперь передала его другим людям. Она собирается строго выполнять все обязанности иноагента, и плашку "ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ…" ставит даже в родительских чатах и на маркетплейсах, оставляя отзывы на покупки. Сейчас она больше беспокоится даже не за себя, а за мужа.
– Конечно, могут быть у мужа проблемы. При поиске новой работы обычно в крупных компаниях служба безопасности проверяет. Ему, например, в одной компании отказывали, потому что я журналист – как-то это напрягло людей, – рассказывает Вероника. – Они могут, не объясняя причины, отказывать. А он работает в такой сфере, где приходится часто менять место.
Негативных реакций по поводу включения в реестр Вероника почти не встретила. Но одна история оставила неприятный осадок.
– У меня есть друг, я с ним вместе ходила играть на квиз, с их командой. И тут он мне говорит: Вика, чем тебе помочь? Я говорю: знаешь, мне надо отвлечься, позовите меня на квиз ближайший. И смотрю, он напрягся. И говорит: слушай, а вдруг организаторы не захотят? "В смысле, почему?" – "Вот ты же иноагент. А вдруг ты не можешь участвовать в публичных мероприятиях?" Я ему нашла специальную ссылку, там написано, нет, могу я участвовать в публичных мероприятиях. Он говорит: ну, ты же будешь платить за участие, получается, ты будешь финансировать. Я говорю: нет, это не является финансированием. "А как же ты на общих фото будешь?" – "Ну, я не буду на общих фото, ладно". Тогда он позвонил организаторам. Организаторы ему говорят: нам наплевать. Тогда он позвонил членам команды, и члены команды сказали: нет, мы против. Нашелся человек, который "работает с заводами", и вот он испугался, что эти заводы не захотят с ним работать, потому что они узнают, что я с ним играла в квиз, – рассказывает Вероника
Уезжать из страны она не хочет: "Я городской журналист. Отними у меня это, и кто я тогда?". Ее цель – продолжать писать о локальных проблемах, помогать людям, которые протестуют против вырубки деревьев или сноса их домов. Это обычные горожане, часто настроенные не оппозиционно, а даже наоборот, многие голосовали за Путина – и даже они не понимают, за что ее называют "иностранным агентом".
– А я им объясняю, что меня именно за это и признали: чтобы я их дома не защищала, чтобы я не боролась за их права. И они очень возмущены. Я вижу свою миссию в том, чтобы людям показывать, что какой бы статус на меня не навесили, я все равно за них. Я все равно правозащитный журналист, я все равно городской журналист, который будет помогать и защищать, – говорит Вероника.
"Политическая месть"
Когда в конце 2020 года в российском законодательстве появился статус "физического лица – иностранного агента", первыми жертвами нововведения это воспринималось, скорее, как сильное неудобство, с которым все-таки как-то можно жить, оставаясь в России. Абсурдная отчетность, длинный дисклеймер под каждым текстом, но ни полного запрета на профессию, ни лишения доходов, ни поражения в гражданских правах, ни автоматической уголовной ответственности за несоблюдение нелепых правил. "Мне кажется, что особенно страшного здесь ничего нет", – комментировал тогда это нововведение Владимир Путин.
Пять лет спустя иноагент в России –человек почти полностью пораженный в правах.
В декабре 2024 года был принят закон о специальных рублевых счетах для "иноагентов": все доходы из России – авторские отчисления, гонорары, аренда, сделки с имуществом – должны зачисляться не на обычный счет, а на отдельный, доступ к которому закрыт до снятия статуса. Закон заработал с 1 марта 2025 года.
Весной 2025 года были окончательно размыты основания для признания "иноагентом". Иностранное финансирование перестало быть обязательным даже формально. В законе закрепили расплывчатые формулировки про "иностранное влияние", "организационно-методическую помощь" и взаимодействие с "нежелательными" структурами.
К осени были узаконены запреты на профессию. С 1 сентября вступил в силу запрет на любую образовательную и просветительскую деятельность: лекции, курсы, участие в частных образовательных проектах (иноагенты уже не могли работать с детьми, теперь – и со взрослыми тоже). Речь шла не о бюджетных учреждениях, а о принципе как таковом – иноагент не должен объяснять, учить и комментировать.
Параллельно была закреплена схема, при которой одного административного нарушения достаточно для запуска уголовного преследования. Теперь достаточно однократного формального нарушения – и сразу уголовник.
Наконец, в ноябре для "иноагентов" ввели повышенный НДФЛ в 30% и лишили их налоговых льгот и вычетов. Иноагенты также не могут претендовать на государственную и муниципальную поддержку. В частности, в Псковской области губернатор запретил выдавать иностранным агентам субсидии на выращивание картошки.
Но и это не все. Спикер Госдумы Вячеслав Володин уже заявил в своем телеграм-канале, что иноагенты не должны получать пенсии: "Пусть сначала ответят по заслугам, а дальше пенсия может и не понадобиться. Потому что в местах, понятно каких, где надо будет работать, кормят бесплатно".
Помимо законодательных ограничений нормой стали перестраховки со стороны контрагентов – "как бы чего ни вышло". Книжные магазины убирают с прилавков книги писателей-иноагентов или заворачивают их в бумагу, библиотеки перестают выдавать их читателям. Радиостанции и клубы опасаются включать песни музыкантов, признанных иноагентами (а это заметная часть современной популярной музыки).
Заканчивается 2025 год многообещающим законопроектом "О временных ограничительных мерах в отношении лиц, находящихся за пределами РФ и уклоняющихся от исполнения наказания". Внес его Василий Пискарев – депутат Госдумы от "Единой России", председатель комитета по безопасности и противодействию коррупции.
Если законопроект будет принят, государство получит право без суда блокировать счета и имущество, запрещать сделки, доверенности, электронные подписи и фактически лишит человека юридической субъектности. Фигурантам списка будет отказано в праве регистрировать ИП, брать кредиты, а также в ряде консульских услуг. Также Пискарев предлагает ограничить право на управление автомобилем – странное ограничение, учитывая, что речь идет об эмигрантах (по всей видимости, консульства и посольства перестанут подтверждать наличие действующего водительского удостоверения в тех странах, где требуется подобная справка). Пополняться список "врагов" будет лично Генеральным прокурором или его замом.
– Это лишение гражданских прав целого слоя людей, – считает доктор юридических наук, член Московской Хельсинкской группы, иноагент Илья Шаблинский. – Власти будут говорить о том, что речь идет о ничтожном количестве граждан, и что это следствие уголовного преследования этих лиц. По теории уголовного права, есть основные уголовные наказания и дополнительные. Скажем, 5 лет лишения свободы, а потом 5 лет запрет на администрирование сайтов или занятие определенной должности. Но то, чего лишают граждан, которых произвольно занесли в реестр иноагентов, ни к каким дополнительным наказаниям не относится. Таких дополнительных наказаний в Уголовном кодексе нет. Это прихоть небольшой группы людей, находящихся во власти. Смысл этих ограничений – политическая месть тем, кто критикует режим. Главное, что людей лишают гражданских прав после того, как государство провозгласило, что эти самые гражданские права, оно, государство, будет прежде всего защищать. Что это важнейшая его задача! В Конституции записано, что защита прав и свобод человека – это смысл существования государства.
Если законопроект "О временных ограничительных мерах…" будет принят, у иноагентов и других эмигрантов, подпадающих под критерии списка, гражданских прав станет меньше, чем у заключенных в российских тюрьмах, считает Шаблинский. Зеки имеют право оформлять сделки по доверенности, распоряжаться своими деньгами и имуществом дистанционно.
– По идее, последнее слово должен сказать Конституционный суд, но он превратился в карманное орудие диктатуры. Это просто горстка зашуганных людей, которые боятся за свою шкуру, – говорит Шаблинский. – Поэтому мы вынуждены сами выносить эти оценки. Но, по-моему, это совершенно очевидно. Не вправе государство ограничивать гражданские права человека.
"Вот такая красная линия"
Риски "иноагентов" аналитики оценивают по системе координат: уехал или остался, публичный человек или не публичный. Самое безопасное положение у тех, кто уехал и не маячит на виду. Самые высокие риски – у тех, кто в России и продолжает публично высказываться. Яркий пример – яблочник Лев Шлосберг, который уже получил приговор за несоблюдение иноагентского законодательства (ч. 2 ст. 330.1 УК РФ), а вдобавок – еще два уголовных дела, по дискредитации армии (ч. 1 ст. 280.3 УК РФ) и за военные фейки (ч. 2 ст. 207.3 УК РФ). Псковский политик старательно соблюдал все ограничения и строго фильтровал слова, но теперь находится в СИЗО №1 Пскова.
Главный риск иноагентов в России – физический доступ к ним российских силовых органов. После поправок в закон достаточно однократного нарушения, чтобы уже стать фигурантом уголовного дела. Кроме того, именно в России им приходится зарабатывать средства на жизнь, неся на себе пугающее многих клеймо. О сложностях с поиском работы рассказали "Окну" несколько оставшихся в стране "иноагентов", запретив при этом указывать не только свои имена, но и регион проживания. Но кто-то еще готов говорить о своих проблемах открыто.
"Иноагент" Юлия Галямина, бывший муниципальный депутат и преподаватель, не привыкла жаловаться на жизнь.
– Как было, так и есть, – оценивает она итоги 2025 года. – У меня нет ни авторских отчислений, ни официальной работы, ни счетов, ни недвижимости, ничего. Меня это все не касается. Я давно от всего избавилась. Единственное, что касается – это нельзя лекции читать публично. Немножко все начали напрягаться, когда ты приходишь к ним на мероприятие. Поэтому можно приходить только анонимно. Но можно. Ты приходишь анонимно и там сидишь, вопрос задаешь анонимно. Выступаешь анонимно.
Она старается как можно меньше зависеть от государства, а перспектив уголовного дела по иноагентской статье не сильно боится – "дела по иноагентству – они такие, так себе, легкие". Тем более, "было бы желание, а статья найдется", философски отмечает Галямина.
– Главное, не подставляться стратегически. Это никак не связано с законами, – говорит Юлия. – Не надо переходить красные линии, которые тут же вызывают репрессии: не брызгать публично слюной и не быть слишком медийным. Если не останавливаешься, прешь напролом, то садишься. Как Лев Маркович (Шлосберг – "Окно"). И в выборах тоже не надо участвовать, никак. Вот такая красная линия.
Тех "иноагентов", до которых не дотянуться физически, государство пытается достать через их доходы. Но пока закон о спецсчетах затронул единицы, максимум десятки популярных авторов, кто действительно получал большие авторские отчисления и гонорары на российские счета.
Писатель Виктор Шендерович покинул страну за пару месяцев до войны – в январе 2022 года, когда против него возбудили дело о клевете по иску Евгения Пригожина. Незадолго до того он стал "иноагентом" – Минюст включил его в реестр 30 декабря 2021 года. Закон о спецсчетах, вступивший в силу с 1 марта 2025 года, не затронул его никак.
– Все мои книжные доходы закончились задолго до иноагентства, – говорит Шендерович. – Может быть, на мой сберовский счет и приходила какая-то копейка – именно копейка, потому что я не Акунин. Потерь у меня не было просто потому, что давно не было доходов. Уже много лет мои книги не выкладывали на лотки. Они где-то стояли в магазинах – на букву "Ш", между Шолоховым и Шекспиром, – но найти их мог только человек, который пришел целенаправленно. Их нельзя было увидеть. И так было уже несколько лет до иноагентства. А после иноагентства мою свежую книгу, вышедшую в издательстве "Время" ("Среди гиен и другие повести" – "Окно"), магазины вообще перестали брать. Мои заработки в России – отрезанный ломоть. Сначала исчезли концерты и выступления, затем начали отменять гастроли. Телевидение, радио – все это закончилось давно.
Точно так же он перестал получать доход от театральных постановок по своим произведениям. После обсуждений в Госдуме пьесы "иноагентов" фактически запрещены к показу внутри страны.
– Единственное, что я иногда получал, – это какие-то 300 рублей за "Деревню Гадюкино", когда ее крутили по Первому или Второму каналу в исполнении Хазанова, уже без упоминания автора или с титром такой скорости, что его невозможно прочесть, – смеется Шендерович. – Я исхожу из того, что мои денежные дела с родиной закончены надолго. Я не анализирую практику применения иноагентского законодательства: все зашло так далеко, что эти подробности кажутся милой ностальгией. До войны это еще могло волновать. Но когда мы имеем дело с войной и массовыми убийствами, всерьез обсуждать, как именно еще нарушаются права, кажется странным.
"Бессильная злоба и яд"
Законопроект " О временных ограничительных мерах…" призван осложнить жизнь как раз уехавшим "иноагентам". И не только им, но и сотням эмигрантов, которым выписаны административные штрафы или вынесены уголовные приговоры. Но, несмотря на длинный перечень страшных ограничений, говорить про "гражданскую казнь" все равно излишне, подчеркивает юрист, специализирующийся на работе с репрессивным политическим законодательством и сам признанный иноагентом (он попросил "Окно" не указывать его имя).
– Если кто-то оценивает это как трагедию, то это значит, что власти добиваются своей цели. Потому что именно задача эмоционального террора является основной, – уверен юрист. – Особенно это касается тех, кто уехал. Если посмотреть с точки зрения уехавших иноагенов, то эти "пыщ-пыщ-усилия" со стороны Пискарева и иже с ним, это все бессильная злоба и яд, который они пытаются вокруг себя распространять. Но они не дотягиваются. Если у меня возникнут проблемы с правоохранительными органами в любой стране пребывания, последнее, о чем я подумаю, это: позовите мне российского консула. Да в гробу я вас всех видал! То же самое с вашими Госуслугами, которые спамят какую-то эсвэошную хренотень. У меня этого всего нет и мне этого не надо. И чем больше уехавших иноагентов это наконец осознает, тем будет им легче, проще и тем бессильнее будет та злоба, которая из Госдумы исходит.
По прогнозам юриста, список Минюста будет продолжать пополняться – по расписанию, каждую пятницу. И туда будут попадать все более и более случайные люди, просто потому что "это механика репрессий в России". Каждый новый фигурант перечня – как "совковая лопата каменного угля, брошенного в эту топку", формулирует юрист.
– Время от времени они будут туда включать представителей разных сообществ. По мере того, как, по их ощущению, снижается влияние либеральных сил, растет влияние разных других. И мы увидим в реестре всяких правых, неонацистов, зетников, каких-нибудь даже бывших ветеранов "СВО", которые внезапно возомнят себя значимыми публичными персонами, – говорит юрист. – Это будет обязательно. Потому что это живой список врагов народа, который точно показывает температуру на сегодняшний момент: "Вот сейчас мы боремся с этими". Если экологи с правозащитниками и оппозиционные политики с либеральными журналистами плюс-минус закончились, то теперь пойдут на тех, кто остается.
Иноагентское законодательство постоянно меняется и развивается – в зависимости от политической ситуации.
– С одной стороны, перманентные попытки властей что-то ужесточать – это следствие ужесточения внутренней политики, необходимо поддерживать атмосферу страха и все время посылать новые импульсы. Потому что общество ко всему адаптируется. Условные тысячи "иностранных агентов" (включая участников юрлиц-иноагентов) – это отдельное комьюнити, которое обладает особенно высоким уровнем образования, интеллекта, адаптивности, навыков, связей и прочего. То есть мы очень быстро и интенсивно подстраиваемся под изменяющиеся условия и, если бы нас сейчас вернуть в ограничении пятилетней давности, то мы бы почувствовали себя очень расслабленно, а тогда это казалось очень жестким, – говорит юрист. – С другой стороны, есть внешнеполитические обстоятельства, которые серьезно детерминируют нашу действительность. Подпишут мирное соглашение, закончатся военные действия, неизбежно пойдут какие-то последствия. Необязательно будет реабилитация, амнистия, отмена законов. Нет, наверное, этого не будет. Но будут другие события и вещи, которые будут либо менять фокус, либо смещать акценты, либо заставлять ведомства, в том числе правоохранительное, заниматься чем-то другим. Это политический процесс. К нему так и нужно относиться. И нужно, прежде всего, максимально обезопасить себя, потому что ты не можешь одновременно и страдать, и быть сторонним наблюдателем. А лучше быть сторонним наблюдателем и смотреть на этот процесс, чем страдать.
